Всю долгую ночь
добрая тетя Леля ухаживала за больною, меняя лед на ее головке, вливая ей в запекшийся от жара ротик лекарство. А наутро с желтым осунувшимся лицом с синими кольцами вокруг глаз, но все такая же бодрая, сильная духом, жившим в этом худеньком теле, спешила она к своим маленьким стрижкам «пасти» свое «стадо милых ягняток», как говорила она в шутку, тянуть долгий, утомительный, полный хлопот и забот приютский день.
Неточные совпадения
— Да, я самая, — сказала Лидия и, во весь рот открывая ряд прекрасных зубов, улыбнулась
доброю, детскою улыбкой. — Это
тетя очень хотела вас видеть.
Тетя! — обратилась она в дверь приятным нежным голосом.
Тетя Соня долго не могла оторваться от своего места. Склонив голову на ладонь, она молча, не делая уже никаких замечаний, смотрела на детей, и кроткая, хотя задумчивая улыбка не покидала ее
доброго лица. Давно уже оставила она мечты о себе самой: давно примирилась с неудачами жизни. И прежние мечты свои, и ум, и сердце — все это отдала она детям, так весело играющим в этой комнате, и счастлива она была их безмятежным счастьем…
Такой был
добрый дядя, что ни одна
тетя не может быть
добрее.
Между тем Наташа, все еще не пришедшая в себя, стояла подле
тети Лели, крепко вцепившись в руку горбуньи. Последняя, взволнованная не менее девочки, молчала. Но по частым глубоким взглядам, бросаемым на нее
доброй горбуньей, Наташа чувствовала, как благодарна и признательна ей нежная душа
тети Лели за ее наивное, но горячее заступничество.
Два года тому назад Дуня в один такой же радостный, празднично-яркий весенний день рыдала беззвучно, прильнув к худой и плоской груди горбатенькой
тети Лели. Это был незабвенный день расставанья с
доброй надзирательницей.
Приют с его неприветливыми мрачными стенами, толпа больших и маленьких девочек,
добрая ласковая
тетя Леля и злая Пашка, даже любимая нежно подружка Дорушка, все было позабыто ею в этот миг.
А тут еще Дорушка Иванова скрашивает ее жизнь, да
тетя Леля,
добрая горбунья, всячески ласкает сиротку.
Тетя Леля смолкла… Но глаза ее продолжали говорить… говорить о бесконечной любви ее к детям… Затихли и девочки… Стояли умиленные, непривычно серьезные, с милыми одухотворенными личиками. А в тайниках души в эти торжественные минуты каждая из них давала себе мысленно слово быть такой же
доброй и милосердной, такой незлобивой и сердечной, как эта милая, кроткая, отдавшая всю свою жизнь для блага других горбунья.
Имея в своем распоряжении среднее отделение приюта, Павла Артемьевна не ограничивалась, однако, своей воспитательною ролью среди вверенных ее наблюдению подростков. Пользуясь своими правами рукодельной наставницы, она то и дело вмешивалась в дела старшего и младшего отделения. Постоянные недоразумения на этой почве с
доброй и мягкой
тетей Лелей или сдержанной, вдумчивой Антониной Николаевной отнюдь не умеряли воспитательный пыл Павлы Артемьевны.
Нежную,
добрую, чудесную
тетю Лелю, бедную, горбатенькую мою…
— Я думала, что вы,
тетя,
добрее.
Тетя Марфа — так и совсем
добрая.
Мария Матвеевна, полная, с
доброй улыбкой, сидит в кресле и расспрашивает меня о здоровьи папы и мамы, о моих гимназических делах, о бабушке и
тете Анне.
— Что ты,
тетя Таля… наш дом всегда был и будет твоим домом, и разве кроме хорошего,
доброго и умного, ты можешь что-нибудь сделать… — с искренней наивностью сказала Лидия Павловна.
— Это моя давнишняя мечта, но дядя Герасим Сергеевич слышать прежде не хотел об этом, а за последние дни на него вдруг напал
добрый стих, и сегодня, после утреннего чая, это значит прежде, нежели он говорил с вами — он согласился, и
тетя Фанни в июле везет меня в Петербург… Мне только одно грустно… — вдруг заторопилась она.
— И вы не ошибетесь… Он
добрый… он простит… Однако,
тетя Фанни там дожидается ответа… Пойдемте к ней, — вдруг спохватилась она.